Я стараюсь выгнать из своей души неминуемую осень, но она — насмешливая, яркая, экстравагантная леди в шелках и золоте — только смеётся, показывает мне язык и всё глубже утягивает меня в свои переспелые листья с запахом кислых яблок, крепкого ирландского кофе и горячего глинтвейна. Кто сказал, что "горячий" — это не вкус? Он ведь ощущается на языке, в животе, а значит — вкус; очень изысканный, очень на любителя. Осень сама по себе дама на любителя. Не потому что она не красива, она опасна, как может быть опасен огонь. Слишком тусклые будут погребены в куче аляпистых листьев, слишком горячие раздуют пожар из искр её души, слишком холодные, чопроные и такие британские просто заморозят её своим напускным безразличием.
Я для Осени неплохой компаньон. Сказываются, наверное, годы практик в общении с такими вот яркими и требующими внимания личностями, которых хлебом не корми, а дай театрально разбить побольше посуды, погромче покричать, а потом с чувством выполненного долга довольно разложиться на коленях, чтобы клубиться там тёплым клубком оголённых нервов и слишком ярких и открытых эмоций. Я научился, но мне до сих пор сложно. Я даже в отличие от многих считаю не до десяти, а сразу до пятидесяти, чтобы наверняка, чтобы не спустить с цепи своего внутреннего зверя, чтобы были силы и нежность просто ласково обнять, а не настаивать на своей позиции, которая по большому счёту никого не интересует кроме меня самого.
"Ты говоришь бред".
Да, пожалуй, я брежу. Брежу, бродя в лабиринтах своего подсознания. Это не хандра и не Осень, как у многих. Я просто люблю заниматься самокопанием. Это своеобразное садистское удовольствие — препарировать самого себя без анестезии и наркоза, чувствуя каждой клеткой, каждой частью тела. И я снова брежу. Брежу какими-то утопическими иллюзиями о давно утерянном божестве — самопровозглашённом, глупом и совершенно невыносимом. Перебираю все нити своей судьбы, думая о том, что было бы, если бы Прядильщица когда-то переплела пряжу. И снова брежу, натягивая свитера потеплее. И боюсь разбудить неосторожным движением или громким кашлем.
Сегодня я спал совершенно отвратно. Следил сквозь сон за тобой, ведь я обещал не отпускать. Сбрасывал несколько звонков от совершенно нетактичных людей, переставлял будильники... слушал твои стоны, которые ты смаковал с именем на губах. Именем, никогда не бывшим моим. Но я одёргиваю себя. Одумайся. Сон, просто сон.
И снова этот мерзкий голос внутри.
Смотри на свои руки, смотри на своё лицо. Когда-то да, ты был. Но не теперь, не теперь...
К чёрту. Разбавляю кофе сахаром и мёдом. Прямо вижу твою скривившуюся мордочку. Ничего не могу с собой поделать. Я люблю очень горький алкоголь и очень сладкий кофе.
Я для Осени неплохой компаньон. Сказываются, наверное, годы практик в общении с такими вот яркими и требующими внимания личностями, которых хлебом не корми, а дай театрально разбить побольше посуды, погромче покричать, а потом с чувством выполненного долга довольно разложиться на коленях, чтобы клубиться там тёплым клубком оголённых нервов и слишком ярких и открытых эмоций. Я научился, но мне до сих пор сложно. Я даже в отличие от многих считаю не до десяти, а сразу до пятидесяти, чтобы наверняка, чтобы не спустить с цепи своего внутреннего зверя, чтобы были силы и нежность просто ласково обнять, а не настаивать на своей позиции, которая по большому счёту никого не интересует кроме меня самого.
"Ты говоришь бред".
Да, пожалуй, я брежу. Брежу, бродя в лабиринтах своего подсознания. Это не хандра и не Осень, как у многих. Я просто люблю заниматься самокопанием. Это своеобразное садистское удовольствие — препарировать самого себя без анестезии и наркоза, чувствуя каждой клеткой, каждой частью тела. И я снова брежу. Брежу какими-то утопическими иллюзиями о давно утерянном божестве — самопровозглашённом, глупом и совершенно невыносимом. Перебираю все нити своей судьбы, думая о том, что было бы, если бы Прядильщица когда-то переплела пряжу. И снова брежу, натягивая свитера потеплее. И боюсь разбудить неосторожным движением или громким кашлем.
Сегодня я спал совершенно отвратно. Следил сквозь сон за тобой, ведь я обещал не отпускать. Сбрасывал несколько звонков от совершенно нетактичных людей, переставлял будильники... слушал твои стоны, которые ты смаковал с именем на губах. Именем, никогда не бывшим моим. Но я одёргиваю себя. Одумайся. Сон, просто сон.
И снова этот мерзкий голос внутри.
Смотри на свои руки, смотри на своё лицо. Когда-то да, ты был. Но не теперь, не теперь...
К чёрту. Разбавляю кофе сахаром и мёдом. Прямо вижу твою скривившуюся мордочку. Ничего не могу с собой поделать. Я люблю очень горький алкоголь и очень сладкий кофе.